«Глобальной социальной проблемой» назвала ООН жестокое обращение с пожилыми людьми.
Статистики по этой теме у нас в стране нет, но, по мнению некоторых психологов, для российского общества очень характерен эйджизм – пренебрежительное отношение к людям из-за возраста, мнение о том, что старики – это балласт…
Заслуженные, казалось бы, люди страдают от невнимания, от отсутствия уважения, от обидных, оскорбляющих человеческое достоинство слов и действий.
Эту данность ещё раз подтвердила горькая история Неонилы Кузьминичны Щулькиной (86 лет), жительницы села Кагальник. И, что самое неприятное, что второй стороной разгоревшегося конфликта стали работники районного ЦСО, которые вроде бы должны придерживаться этических основ социальной помощи, проявлять милосердие, тактичность, совестливость и массу других положительных качеств в отношениях с клиентом, избегать конфликтов и знать особенности психологии стариков – то, что могут они быть ворчливыми и раздражительными, гипертрофированным образом воспринимать реальность и пр.
— Я никогда не чувствовала себя такой униженной и оскорблённой, — признаётся Неонила Кузьминична. – 52 года отработала – никуда не уезжая – в районе. С людьми, на руководящих должностях. Была депутатом областного совета, делегатом съезда писателей Дона – есть у меня автографы Шолохова, Закруткина… Я ветеран войны и труда. И окопы ребёнком пришлось копать, и на тракторе, и на комбайне работать. Помню, когда награждали меня медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны», так и пальто премировали – а то голой ходила…
Отучилась. В торговле работала. Избирали меня председателем поселкового совета. – Отслужила на этом посту 14 лет. На пенсию уходила как управляющий центральной усадьбой совхоза «Азовский». Все понимали и уважали меня. Никто никогда не обижался. Работало под моим руководством полторы тысячи человек. И до сих пор звонят, помогают: «Кузьминична, нА тебе ячменя». — Сложатся, полторы тонны привезут. Зато соцработникам я не угодная. Чуть «до ручки» не довели.
Услугами ЦСО Неонила Кузьминична пользуется около 15-ти лет. В первые десять лет никаких претензий у неё не было – до тех самых пор, пока болячки не одолели, не подкосили, не ограничили её мир четырьмя стенами… Щулькина — одинока. Не может передвигаться самостоятельно. Она инвалид первой группы, считается тяжело больной – вот и перевели её на попечение другого отделения. И тут началось…
— Такого я не ожидала… Я, оказывается, плохо плачу. Я такая, я сякая… Я прощала, всё время прощала. Просила – замените мне соцработника Леру. Унижает, оскорбляет, грубая. «Делать то — буду, то – не буду». «Нет, — мне ответили, — Лера у нас незаменимая». Поддержали, и ещё хуже стало. «Лерочка, — прошу, — поклей обои: крыша протекла, они и отошли. Площадь пиши больше – не четыре квадрата, а десять». Она: «Не могу, не буду делать». Всё. За два часа работы мало, что успевала – на готовку, на то, чтобы ведро помойное вынести, времени не было. А я ей душу отдавала. Потеряла Лерочка серёжку, плачет. Я: «На тебе, Лерочка, пятьсот рублей, купи новую».
Предлагала – нужно что-то, бери: у меня урожай всё равно некому собирать – 20 кустов смородины, абрикосы… Но ей ничем не угодишь, ничем не остановишь. Недобрая… Старается делать то, что проще, и чтоб накрутить. И начальница настраивает: переступила порог — пиши, веник подняла – пиши, банку варенья подала – тоже. «Лерочка, — снова упрашиваю, — повесь тюль на окошко». Та принесла занавеску да как заорёт (Неонила Кузьминична показала – вышло, что слова произносились агрессивно, с издёвкой и злобой): «Как её вешать: так, так или вот так?» — Мне плохо стало. Я так кричала, соседи услышали, прибежали: «Что случилось?». В другой раз говорю: «Лерочка, достань из холодильника кусочек мяса». Она подошла, ка-а-ак хлопнет дверцей – стук, бах – всё посыпалось. «Не надо, — говорю, — закрой, иди с Богом». – «Уйду, — отвечает. – Чтоб я унижалась перед этой тварью». Да, вот это её слова. Потом стала отказываться от них.
Как-то Лерочку Лада подменяла. Попросила я её окошко помыть. Она с одной стороны протёрла. «А писать, — говорит, — буду, что помыла два окна». Мне денег не жалко. Но такого обслуживания мне не надо. Это обман. Я никого в жизни не обманывала. А Лерочке я сказала: «Чтоб твоей ноги здесь больше не было». Мне соседи помогают. Вот вчера суп принесли. А соцработники больше месяца не ходят. Медсестра однажды явилась – обращалась со мной так же, как её коллеги…
Приходили ко мне из отделения с заявлением о снятии с социально-медицинского обслуживания по собственному желанию – в морду тыкали: подпиши. Три дня ходили, едва до обморока не довели. Да какое же тут собственное желание!
Справедливости ради я переговорила с соседкой Неонилы Кузьминичны Тамарой Ивановной.
— Когда надо что-то, она звонит, я прихожу и помогаю, — рассказывает та. – Ведёт себя нормально. Никогда не грубит.
У меня тоже сложилось впечатление, что моя визави – человек вполне адекватный, договороспособный, с ясным умом и светлой памятью. Справедливый. Принципиальный – сказывается советская закалка и десятилетия на руководящих постах. Но разве это плохо? И разве Неонила Кузьминична виновата в низких расценках на услуги? Не она их устанавливала, а соцработники знали, куда и на какую зарплату они идут. Зачем же делать пожилого, уважаемого человека, извините за выражение, козлом отпущения? Где ваш профессионализм, где ваше чувство эмпатии?
Причиной одной из ссор, как я понимаю, послужило недоразумение: Кузьминична думала, что в мытьё полов входит один набор действий, по документам оказалось — другой. Стоило мне подробно ей всё разъяснить, как она тут же согласилась с моими доводами. Всё очень просто! Но я не соцработник. У меня другая профессия и другие задачи. Почему же мне понятны чаяния старушки, а людям, которым это положено по долгу совести и службы, — нет?! Друзья, может вы ошиблись в выборе профессии? Может, вы эмоционально выгорели, вам тяжело из-за перегрузок, а работа не оправдала ожиданий? – Это, конечно, печальный факт, но он никоим образом не должен отражаться на ваших взаимоотношениях с пожилой бабушкой. Тем более — с ветераном. На плечах таких, как она, вынесены тяготы самой страшной из войн и послевоенного восстановления.
Подумайте – вы пользуетесь плодами её труда. Где же ваша благодарность и признательность?..
Имена социальных работников изменены