Одно из последних интервью о Приазовье в годы войны я брала у Василия Евдокимовича Гузенко. Краеведа, уроженца села Стефанидинодар, свидетеля оккупации и освобождения Приазовья (материал был опубликован в недавнем номере «ЧИТАЙки» № 6 за 2018 год).
Недавно Василий Евдокимович предложил ещё одну тему для публикации — снова о войне, и мы встретились. К нашей беседе подключился сосед Гузенко, уроженец с. Семибалки А.Н. Моисеенко. Как очевидец войны, рассказывал в основном Василий Евдокимович, а Анатолий Николаевич, слышавший об описываемых событиях со слов родных, дополнял его рассказ. Вот что я узнала…

В первый год войны Василию Гузенко исполнилось десять лет. Как все мальчишки этого возраста, был он любопытным, отчаянным, непоседливым (по его словам, «лез в каждую дырку») и вместе со сверстниками при первой возможности бегал на Павло-Очаковскую косу, где с максимально близкого расстояния наблюдал, как разворачивается дуэль между защитниками Приазовья и вражескими самолётами.
— Сюда в 41-м году было переведено воинское подразделение, кажется, батарея. По разговорам — из Одессы. Сам я видел три дальнобойных пушки. По всей вероятности, такими были вооружены лёгкие крейсера. В жару доставили эти пушки три гусеничных трактора на санях (!!!), по обе стороны от которых шли матросы и поливали водой землю под полозьями, чтобы уменьшить трение. Сзади ехала цистерна с водой. А мы, голопузые, бежали, цеплялись за эти сани.
Однажды к тому месту, где расположилась батарея, я привёз с отцом воду. Дело было осенью. Время года помню, потому что матросы нарвали для меня ведро винограда. «Шаслы золотой» и «Хусайне». Бесподобного качества!
Пушки были замаскированы. Поодаль, метрах в трёхстах, стояли зенитные орудия. Были здесь и матросы, и люди в штатском. Копали землянки. По всей видимости, в качестве крыш для них использовался венец со стефанидинодарской церкви. И бревна были оттуда же.
Пушки стреляли в одно и то же время, утром и вечером. Куда — не знаю — посторонних к ним, конечно, не подпускали.
Батарею немцы постоянно бомбили. Хорошей мишенью был стоявший поблизости двухэтажный дом, который, как говорили, принадлежал до революции пану Томашевскому. Как сюда попал этот пан, спросите вы. С другой стороны залива имеется хутор Красный десант. Прежде он звался Поляковка. Может, оттуда к нам Томашевский и перебрался. После революции в его доме организовали коммуну. А затем был там пионерский лагерь. Мы, голодранцы, бегали-смотрели, как пионеры ходят строем, в форме, поют песни, как идут купаться под барабанный бой…
Бомбили немцы ужасно. Дома этого вскоре не стало. Я всё удивлялся — что же они постоянно бомбят? Вроде практичные, а шуруют… Отбомбив, самолёты делали круг и возвращались в Таганрог. Однажды бомбардировщик не вписался в траекторию и пошёл прямо на нас. От страха мы лишились дара речи. Потом пришлось спуститься к заливу и искупаться… Больше мы туда не ходили.
Василий Евдокимович предложил мне самой вообразить и описать, что им пришлось пережить. Как можно более натуралистично, чтобы потрясти читателя, чтобы дошло «до Москвы»... А я не могу, не хочу пропускать через себя картины ада, где вздымалось море, ухала изуродованная земля, и в неё, ища спасенья от нечеловеческого ужаса, влипали оцепеневшие дети.
Некоторые самолёты нашим зенитчикам удавалось сбить. Один подбитый самолёт вынужденно приземлился на широкой улице в Семибалках. А.Н. Моисеенко со слов своей матери рассказал, что из бомбардировщика вылезли два совсем ещё юных немца и расплакались. Их увели красноармейцы, а самолёт на хознужды растянули находчивые местные жители.
Как-то вражеские бомбардировщики в несколько заходов потопили советскую баржу. Но катер, тащивший её, уцелел. Долго преследовать его немцы не решились, поскольку с борта катера строчил по ним крупнокалиберный пулемёт. По воспоминаниям бабушки Анатолия Моисеенко, баржа везла раненых. Один из них выжил в этой мясорубке, выплыл на берег и довольно долго — несколько месяцев (пока какой-то подлец не выдал его местонахождение пришедшим в село румынам) жил у неё. Семью сердобольной, отважной женщины едва не расстреляли — от гибели спасло стремительное наступление наших войск. А вот что стало с раненым, неизвестно.
Как только линия фронта сместилась на запад, Вася Гузенко опять поспешил на Косу, к месту расположения батареи. Одна пушка будто продолжала стоять на боевом посту — ствол её был повёрнут в сторону Недвиговки, две других лежали у склона.
По словам В.Е. Гузенко, его знакомые примерно в то же время приметили здесь бугорок, воткнули щуп — и тот ударился о что-то металлическое. Как потом выяснилось, о бляху от ремня. Раскопали и обнаружили захоронение матроса — сейчас оно, к сожалению, затерялось.
— Это чудо, — говорит Василий Евдокимович, — что при такой колоссальной бомбёжке погибли, судя по всему, единицы защитников батареи. Ведь о других захоронениях неизвестно. Может, морякам помог венец, святые брёвна, что взяли они с церкви?
— Слева от батареи, — продолжает он, — на склоне рос шиповник, птицы селились в его ветвях. Во время цветения аромат наверняка доносился до бойцов. Смешивался с запахом кедровых брёвен и служившей постелью соломы. О чём они думали в минуты затишья, ощущая это благоухание и лёгкое дуновение бриза? Когда тепло было, то, вероятно, отдыхали, купались…
И Василий Евдокимович продекламировал знаменитые строки, настроение которых так замечательно рифмуется с представленной им картиной:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Почти восемь десятилетий В.Е. Гузенко задавался вопросом — что за воинское подразделение стояло на Косе? Я переадресовала его старшему научному сотруднику музея Т.А. Федотовой. «Батарея 661», — вкратце сообщила она и за подробностями посоветовала обратиться к нескольким своим публикациям.
Итак, вот интересующие нас отрывки из статьи Т.А. Федотовой «Моряки-азовцы в обороне Дона и Азова (осень 1941 — лето 1942 гг.)», опубликованной в пятом выпуске серии «Очерки истории Азова»:
20 июля 1941 года Государственный комитет обороны СССР принял решение сформировать в составе Черноморского флота Азовскую военную флотилию (АВФ). 9 октября 1941 года Азов был объявлен маневренной базой №3 АВФ. «…в новых условиях базирования требовалось ускорить… устройство стационарных береговых батарей. Одна из таких батарей — №131 (позже №661) разместилась в районе Павло-Очаковской косы, на высоком берегу: три 130-мм орудия были установлены на мощных железобетонных площадках, а поодаль, в степи — склады снарядов. Командовал батареей старший лейтенант П.И. Желудько.
Наступил ноябрь.
Силы флотилии для удобства управления ими были поделены на три основные группировки. В первую из них вошёл в начале ноября ОДО (Отдельный Донской Отряд), усиленный отрядом бронекатеров, 40-м отдельным подвижным артдивизионом и батареей П. Желудько.
В задачу указанной группировки входило теперь содействие 9-й и 56-й отдельной армиям, сражавшимся у Ростова, и оборона устья Дона».
Место, где располагалась батарея №661, — «с высоким берегом — и обширное пространство залива были видны как на ладони. В Ейском секторе береговой охраны, куда входила эта батарея, она была самой активной. Чтобы увеличить дальность стрельбы, командир батареи на основании точных расчётов увеличивал боевые заряды, что позволяло обстреливать дальние цели».
Последние красноармейцы покинули Азов 28 июля 1942 года,
но ещё до 1 августа продолжала оказывать сопротивление
противнику береговая батарея №661.
«После ухода из Азова береговые части Азовской флотилии оказались в тылу противника. Враг об этом знал, т.к. предпринял всё возможное по уничтожению береговых позиций флотилии. Как следует из архивных материалов, командующий АВФ отдал приказ 661-й батарее с приданными двумя ротами морских пехотинцев, а также полевым батареям №№ 728 и 36 со взводом танковых пулемётов считать себя в осаде и сражаться до последнего снаряда… вокруг батареи возник узел сопротивления.
Противник бросал на батарею свою пехоту. 26, 29 июля пы-
тался подойти к её позициям под прикрытием стада ко-
ров, бомбил с воздуха. Конец июля 1942 года оказался для бойцов и командиров батареи жарким вдвойне, т.к. дни эти выдались знойными, почти без ветра. Появились раненые, росли потери среди осаждённых. Жители окрестных сёл забирали к себе раненых, помогали продуктами тем, кто оставался у орудий…
Батарея и гарнизон моряков сражались до последнего снаряда. Когда был получен приказ из штаба АВФ об отходе с занимаемой позиции, тяжёлые стационарные орудия и оборонительные сооружения моряки взорвали, личный состав на автомашинах выехал в район Старощербиновской, оттуда — в Ейск на подошедших кораблях. Последними были сняты бойцы 661-й батареи: в ночь на 1 августа 1942 г. их вывезли катера 14-го ОВЗ».
P.S.: Когда уже была подготовлена и вычитана статья, Василий Евдокимович снова позвонил.
— Ты, — горестно вздохнул он, — допиши, что людей — и на земле, и на воде много тогда погибло. Через месяц после освобождения море всё ещё выносило на берег трупы. Это была настоящая трагедия! Старшее поколение — те, кто знал о ней, — приходили на это место. Приезжали даже из Азова. Я вот вспомнил и всю ночь не спал — заново переживал...
По мнению Василия Евдокимовича, там, где стояла батарея, нужно установить стелу или знак в память о защитниках Приазовья и безвинно погибших жителях окрестных сёл и хуторов.

На фото: братья Грабаровы — жители х. Павло-Очаково, погибшие в годы Великой Отечественной войны.