Уходят ветераны. Горько. Но так устроен этот мир, что покидают его даже герои. Вот и моя семья впервые встретит День Победы без дедушки, фронтовика, в войну – командира «сорокапятки». Прожил почти 94 года. Думали, дотянет до ста.
Время неумолимо. Раньше мы, журналисты, выбирали, с кем встретиться для интервью, из целого списка ветеранов. Прошло всего несколько лет – и остается собирать свидетельства о прошедшей войне у тех, кого называют детьми войны. Трудно назвать детством то, что пережили эти люди. Голод, лишения, сиротство – вот что выпало на их долю.

Около месяца назад в редакцию позвонил человек, как раз относящийся к этой категории, азовчанин Виктор Иванович Трут – предложил рассказать, как в 1943 году в их хате стояли немцы… Конечно, я тут же поспешила на встречу. Виктор Иванович оказался прекрасным рассказчиком. Я то и дело завораживалась музыкой его быст-рой, ладной речи и в какой-то момент поняла, что мой визави непременно должен хорошо петь – так, представьте себе, и оказалось! Виктор Иванович так красноречиво (перемежая русский с выразительным суржиком) описал свою жизнь, что поведанное я решила приберечь именно для Дня Победы. Да простит он меня за это промедленье. Слушала я его с комом в горле – иначе реагировать на эти чудовищные подробности, на взрослые невзгоды детей войны просто невозможно.
Итак, семья Трут жила в селе Кугей Азовского района и была типичной для того времени: родители – работники колхоза, дети – мал мала меньше. Шестеро, три брата, три сестры: «Первые девчата, а из ребят я старший. Четвертый получается. Старшая сестра была 1930 года, я – 37-го». Начала войны Виктор Иванович не помнит – был слишком мал, а 43-й год, когда захватчики оккупировали село, впечатался в цепкую мальчишечью память:
— Отец сразу ушел на фронт, вернулся, как положено, в 45-м. Нас шестеро осталось, бабушка – седьмая, мама – восьмая. Немцы выселили нас в кухню и погреб, сами заняли дом. Думаю, это был их штаб. Потому что кухня была на улице, еду им готовил повар.
Мы ходили голодные. Девчата за дом забегут, скажут: «Витя, иди, попроси поесть у повара». Я подойду, сложу руки, он – раз! – оладушек мне кинет. Я – бегом обратно. Девчата расхватают – что там на четверых! – опять меня посылают. До сих пор вспоминаю. Немец, казалось бы, а все-таки видит – дите… А другой, видать, офицер (сапог у него блестящий был), как понял, что прошу, пинка дал. Я разревелся – и к девчатам.
Когда совсем нечего было есть, ждали, когда тетя Галя, соседка наша, картошку почистит и очистки кинет в огород. Мы с младшим братом соберем, принесем, бабушка переберет, перемоет и варит, а мы ждем – жрать-то хочется! Мамы часто не было – уходила менять тряпки. Пешком, на неделю. Кукурузы принесет – а мы рады. Знаем, что кукуруза разварится, ее больше будет…
На чердаке висела коровья шкура – как палатка. Отец повесил. Мы отламывали от нее куски, бабушка варила – мы стояли, ждали – потом поделит, а мы шерсть выдергиваем. Господи! (Виктор Иванович закрыл лицо руками, чтобы сдержать брызнувшие слезы.) Вот так питались. А еще старшая сестра пролазила на спине под деревянный колхозный амбар (он стоял на бревнах, хранили в нем зерно для посевной), билась головой об стенку, чтобы зерно просыпалось, набирала в рот и приносила нам. И другие девчата, кто пролазил, то же делали…
— Такая голодовка была, — рассуждает Виктор Иванович, — и не одно дите не умерло с голоду. А сейчас, слышу, ребенок в обморок упал, потому что его не покормили в школе: не понравилась запеканка из печенки. Да у нас сухаря не было, а им запеканка не понравилась. Они что, в школу кушать ходят?
— Помню, — возвращается к своему повествованию Виктор Иванович, — как отец вернулся с войны. Я тогда уже в первый класс ходил. Одевать нечего. Серые брюки с дырками. Мама черную латку сверху пришпандолит – иди. Обувал… помню, были чьи-то ботинки на деревянной подошве. У меня обе ноги в один вмещались. Обую и бреду в школу. Асфальта нет. То грязь, то снег. Шагаю – раз! – потерял ботинок. Вернусь. Вот так и ходили. Однажды мне говорят: «Витька, твой отец пришел с войны». Девчата старше меня – впереди бегут, я отстаю – обидно, бегу с ревом. Отец мой, Иван Степанович Трут, 1908 года рождения, прожил после войны лет десять. Осколки в него попали – с ними, бедный, и умер. Где-то пять медалей у него было – «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За взятие Будапешта»…. Мы, пацаны, понацепляем и бегаем. Меняли друг у друга, в пыляку закапывали, порастеряли… Когда отец воевал в Австрии, попал в разбомбленную сберкассу – остался от нее только бетонный пол да плиты. Солдаты пробили щели между плитами и обнаружили серебряные и золотые монеты. Набрали в пилотки. Отец свою положил под сиденье тягача – он на тракторе пушки таскал. Но в трактор ударил снаряд, отец вылетел через лобовое стекло и оказался под гусеницами… Попал в госпиталь, а куда там та пилотка с деньгами делась? Я бы миллионером был (улыбается).
Однако кое-какой военный трофей Виктору Ивановичу все же достался – аккордеон. Привез его из Германии родной брат отца: «Иван, у тебя три сына – на тебе аккордеончик».
— И начал я потихоньку играть, музыку подбирать: хороши весной в саду цветочки… —рассказывает Виктор Иванович. – Как в школе какой праздник, соберутся на банкетик учителя, председатель колхоза, председатель сельсовета – а играть кто будет? – они меня берут. На танцы меня забирали. Зайдут взрослые ребята: «Дядько Иван, дайте Витьку на танцах поиграть. Отец: «Не, ему уроки учить…» Они бутылку поставят – упросят. «Да назад, — наказывает, — принесите!»
В армии, когда солдаты-срочники в складчину купили баян, Виктор Иванович научился играть и на нем. Домой вернулся с инструментом. Говорит: «Ребята просили сыграть, даже из другого отделения и взвода, – и пока они чистили картошку, я пел и играл».
Виктор Иванович из тех людей, кто по вдохновению, призванию и убеждению – человек труда. К работе приучен сызмальства, всего добился сам («на свадьбу две сестры старшие по стулу принесли – вот это все мое богатство и приданое было»), остался верен советским идеалам: нетрудовых, легких доходов никогда не искал и не признает их за другими. Бережно хранит свой партбилет (вступил в партию аж в 1963 году!) и награды: грамоты, благодарственные письма, медаль «Ветеран труда». Стаж у него – полвека. Целая сумка удостоверений рабочих специальностей. Был столяром, шахтером, экскаваторщиком, бульдозеристом, электриком, шофером в разных организациях, только в УНР-129 20 лет отработал!
— Вы, — спрашиваю, — достигли ювелирной точности в управлении экскаватором?
— А как же! Берешь коробочку спичек. Приоткрываешь и ставишь на рельсы. Нужно опустить ковш и закрыть. Одну я раздавил, а две закрыл.
У Виктора Ивановича двое детей – сын и дочь, есть внуки и правнуки. Жизнь продолжается. Одно не дает покоя этому заслуженному человеку – отсутствие закона о детях войны.
— Если бы его приняли, дали добавку к пенсии, это было бы справедливо, — считает он. — Сколько тех ветеранов осталось. Пока до нас дойдет… У депутатов зарплаты по 450 тысяч, а у нас – 10.
Законопроект под названием «О детях войны» внесен на рассмотрение уже давно — впервые 1 января 2006 года, однако решение до сих пор не принято. Срок рассмотрения вновь перенесен, и условно документ будет принят или отклонен в текущем году. Пока же государство не предоставляет никаких мер соцподдержки детям войны, хотя в некоторых краях и областях привилегии установлены.
Остается ждать и надеяться, Виктор Иванович, что следующий День Победы будет ознаменован принятием этого закона. Дети победителей достойны большего, чем пренебрежение со стороны федеральной власти. Они не знали детства, они поднимали страну из руин и заслуживают спокойной, обеспеченной старости.
Дай им Бог здоровья и долгих лет жизни.