Старой калитки кольцо
Звякнет привычно, знакомо…
Песня скворца над
отцовским крыльцом –
Музыка отчего дома.
                  В.Н. Еременко, азовчанин

«Людям интересно читать о тех, кого они знали или знают лично, о тех значимых событиях, которые были в их жизни, об улицах, по которым они ходят, — сказал мне как-то в интервью один местный краевед. — В этом смысле краеведческий материал бесценен. Жизнь очень коротка, хочется, чтобы память о ней осталась в печатном слове».
Руководствуясь этим соображением, я и напросилась в гости к азовчанам, родовому гнезду которых 135 лет — чем не музейный экспонат?!
Еще в 70-е годы из домов, подобных тому, о котором пойдет сегодня речь, складывался облик Азова. Сегодня же таких опознавательных знаков истории нашей малой родины — единицы, и они сущий клад для тех, кто любит ворошить страницы прошлого.
Если бы читатель увидел героя моей публикации (согласно желанию владелицы, я не могу напечатать его фотографию и даю в качестве иллюстрации только фото окна с затейливой резьбой по верху стены), он бы удивился, что, несмотря на возраст, постройка смотрится относительно свежо – лет на 60-70, не больше. Между тем вряд ли найдете вы в Азове более старое частное жилье (а найдёте – так пишите, предадим этот замечательный факт гласности), все дома порушены либо развалились сами, а этот «последний из могикан» жив-здоров, крепок, будто старичок-боровичок, – видно, что был окружен любовью и заботой. Да и присутственные места более ранней постройки припомнить непросто. Здание музея появилось позже, торговые ряды тоже.
Итак, история дома начинается в 1888 году: как раз тогда, когда Азов с Ростовским округом Екатеринославской губернии (Екатеринослав – нынешний Днепропетровск) был передан Области Войска Донского, территориально и административно слился с казачьей землей и войсковой властью (сведения из книги В.О. Бурлака «Азов – город с тысячелетней историей»). В этот памятный год в посад из Пешково переселилась Прасковья Максимовна Крайняя со своим первым мужем Григорием. На главной улице Малакановки с красивым названием Воронцовская (ныне ул.Кирова) в середине одного из кварталов самой первой купила участок (тогда он равнялся 30 соткам, а со временем был поделен между потомками на три равных части) и построила саманный дом на шесть комнат площадью 65 квадратов – документ конца XIX века, подтверждающий озвученные данные, существует до сих пор. На фоне иных сегодняшних кирпичных гигантов он, конечно, теряется, но сто лет назад его площадь наверняка воспринималась как значительная. Кто был в домике Чехова в Таганроге – вспомните: в маленьком, низеньком, будто скукоженном, жилище Антона Павловича хочется согнуться в три погибели и юркнуть незаметной мышкой в свой крохотный закуток, а постройка Прасковьи Максимовны даже в наши дни смотрится достаточно вместительной и современной.
Основательница родового гнезда была замужем дважды, от двух мужей растила восьмерых детей, в их числе будущую бабушку нынешних хозяев Марию Феофилактовну. Была Прасковья Максимовна женщиной основательной, предприимчивой и оборотистой. Семья имела свои бакалейные магазины – один в доме на Воронцовской, другой – на улице Некрасова. Здание последнего просуществовало до 90-х годов прошлого века, одно время в нем жили беженцы. Потом, как это у нас водится, его разрушили и возвели что-то свое…
В производственных масштабах Крайние выращивали цветы – продавали срезку и в качестве посадочного материала. Точно известно, что занимались сортовыми гладиолусами – можно предположить, появление в посаде таких цветов стало настоящим событием. А еще Прасковья Максимовна превосходно владела швейным ремеслом и обучила ему дочь Марию. Ее машинка «Зингер», обслуживавшая когда-то многочисленное семейство, цела до сих пор!
Из всех детей Прасковьи Максимовны известна судьба троих. Евдокия Григорьевна, выйдя замуж, уехала в Эстонию, Анастасия Григорьевна жила в Ростове, а заболев и лишившись обеих ног, вернулась и последние годы провела в отчем доме под опекой единоутробной сестры Марии Феофилактовны.
Мария училась в женской гимназии. Как и мать, увлекалась цветоводством. Ей выпала трудная судьба. Муж, Михаил Фомич Волошин, попал в жернова репрессий, потом был отправлен на фронт и пропал без вести – информации о нем нет ни на портале «ОБД «Мемориал», ни в областном архиве. Мария сама поднимала четверых детей.
Страшно переживала, когда осенью 1942 года старшую дочь Веру угнали в Германию. Оккупанты заняли ее дом, под огромной тютиной во дворе разместили полевую кухню, а хозяйка с детьми вынуждена была переселиться в землянку на своем же участке. Одному богу известно, как они перенесли зиму 42-43 годов.
Холодно, голодно. Питались в основном донской рыбой. Благодаря ей и выжили.
Несмотря на выпавшие ей испытания, Мария Феофилактовна оставалась человеком душевным, интеллигентным, до конца дней была сильно привязана к семье: восемь внуков находились рядом - в детсад никто не ходил. Родные часто вспоминают о ней с признательностью и любовью.
Именно Мария провела всю свою жизнь в родовом гнезде и передала его детям, а те – внукам. Все перипетии, что выпали на ее долю, испытал и дом. Со временем он будто обрел собственный характер и даже стал диктовать обитателям свою волю. Когда последняя хозяйка решила сделать еще один вход, объявился домовой и беспокоил ее до тех пор, пока она не отказалась от своих планов… Еще с послевоенных времен дом с фасада обшит доской, рядом с первым сделан второй вход (старшему сыну Мария Феофилактовна отдала треть участка, а младший, женившись, поселился в доме с матерью, для его удобства вход и пробили), еще позже появилась небольшая пристройка, одно – маленькое - окно уже в нынешние годы заменено на пластиковое, по необходимости переложена топка русской печи, а все остальное осталось как прежде. Крышу неплохо бы подлатать – прохудилась, течет в сильный дождь, а так дом исправно выполняет необходимые функции. Зимой саман хранит тепло, летом обдает прохладой так, что и кондиционер не нужен. Не однажды владельцев просили продать подворье – место хорошее, но хозяйка – внучка Марии Феофилактовны — отказывает: «Пока я жива, продаваться не будет». Она хранит не только дом, но и старые деревья. Невероятно долго – больше ста лет – росла тютина, та самая, под которой в войну кухарили немцы. В ее тени собиралась вся семья. А сегодня жив еще столетний абрикос – он помнит первую хозяйку, волевую и расторопную Прасковью Максимовну, ее детей, знаком с ее внуками и правнуками. Болеет, но крепится старая яблоня, посаженная Марией Феофилактовной.
...Еще сохранились старые кусты обычной сирени, которую сейчас трудно найти. Именно из нее делают лекарственную настойку.
Дом пережил много событий, как печальных, так и радостных. Свадьбы проходили по старинному донскому обычаю, с баяном, с ряжеными на второй день, с веткой вишни и живой курицей на ней… Сейчас эти обряды почти не встретишь.
Содержать старый дом в порядке, по признанию сегодняшних владельцев, очень сложно. Зато атмосфера здесь непередаваемая: «Здесь так хорошо. Есть силы делать любую работу!» Причем дом и подворье дают силы не только старшему, но и младшему — уже шестому – поколению! «Я здесь бываю почти с рождения, — говорит 12-летняя Маша, праправнучка и тезка замечательной Марии Феофилактовны. – Нравится играть, веселиться. Остаюсь на ночевку. И не представляю, как было бы без всего этого…» 

P.S.Описанный дом уникален не только своим возрастом, но и тем, что не похож на типичные для старого Азова частные дома. У него нет выходившего на улицу крыльца, как строили одно время согласно моде и в силу необходимости, хотя такие дома так же, как и этот, могли выполнять двойственную функцию: в них и жили, и занимались профессиональной деятельностью, принимали клиентов.