Первыми вражескую агрессию 22 июня 1941-го приняли на себя бойцы Брестской крепости. Одним из ее героических защитников был майор Петр Михайлович Гаврилов.
Петр Гаврилов родился в Татарстане, в деревне Альвидино. Вырос без отца. Матери приходилось заниматься поденной работой, стирать чужое белье. Поэтому Петр закончил всего 4 класса — надо было кормить семью.
Тяжелая, трудная жизнь сызмальства воспитывала в нем характер терпеливый, волевой, привыкший к борьбе с несчастьями и тяготами сурового крестьянского быта. Был дворником, грузчиком, рабочим. Весной 1918 года вступил добровольцем в Красную Армию, сражался на Восточном фронте против войск Колчака, затем против войск Деникина и повстанцев на Северном Кавказе. После Гражданской поступил на командирские курсы, служил на Северном Кавказе. Окончил Военную академию. За несколько месяцев до начала войны майора Гаврилова и его 44-й стрелковый полк перевели в Брестскую крепость.
Услышав первые взрывы на рассвете 22 июня, майор сразу понял: началась война. Он попрощался с женой и сыном, велел им идти в подвал. Стал собирать своих бойцов, чтобы вести их из крепости на рубеж обороны. Но у главного выхода уже шел бой. К 9 утра немцы взяли в кольцо всю крепость.
Больше месяца Гаврилов руководил обороной Восточного форта, взять который гитлеровцы смогли только после жестоких бомбежек.
«Гнездом сопротивления остался Восточный форт, — писал немецкий штабист. — Сюда нельзя подступиться, превосходный ружейный и пулеметный огонь скашивал каждого приближающегося». Гитлеровцы знали, что «в форте около 20 командиров и 370 бойцов, женщины и дети. А душою сопротивления являются будто бы один майор и один комиссар».
Когда уже в рукопашных боях сопротивление защитников Восточного форта было окончательно сломлено, те, кто уцелел, оказались в плену. Офицеры настойчиво допрашивали пленных об их командире, но точно о нем никто не знал.
«Майор застрелился», – говорили они. Другие уверяли, что он взорвал себя связкой гранат. Как бы то ни было, найти Гаврилова не удалось, и немцы пришли к заключению, что он покончил с собой.
Но, Гаврилов не взорвал себя и не застрелился. Он спрятался в дыре кирпичной стены каземата. Потом начал прокапывать проход и провел в своем убежище несколько суток.
Когда немцы ушли, выбравшись на поверх-ность, майор обнаружил еще несколько спасшихся подобным образом бойцов.
Гаврилов решил попытаться вывести эту группу в Беловежскую пущу. Но выйти из крепости все еще было нельзя.
А самое страшное заключалось в том, что защитникам форта уже совсем нечего было есть. Небольшой запас сухарей, оказавшийся у бойцов, кончился, и голод давал себя чувствовать все острее.
Люди теряли последние силы. Гаврилов уже подумывал о том, чтобы сделать отчаянную попытку прорыва, но внезапные события нарушили все его планы...
Наблюдатель не заметил, как группа автоматчиков пришла в форт. Завязался бой. Враг одолевал числом. И снова Гаврилову пришлось укрываться в том же проходе. Но оставаться было рискованно. Надо было прорываться с боем. Гаврилов шепотом скомандовал: «Огонь!» – и оставшиеся в живых бойцы метнули гранаты.
Гаврилову удалось попасть на северо-западный участок крепости, и это обрадовало его – отсюда было ближе добираться до Беловежской пущи. Он вы-брался наружу — повсюду немцы, спрятаться негде.
Тогда, пока была ночь, он натаскал навоза, зарылся в эту груду, проделав небольшую щель для наблюдения и положив под рукой оставшиеся пять гранат и два пистолета, каждый с полной обоймой. По ночам выходил попить и съесть то, что удалось достать, – комбикорм.
Видимо, его выдали стоны. Он внезапно очнулся оттого, что совсем рядом с ним раздались голоса. Гаврилов понял, что сейчас примет свой последний бой, и приготовился встретить смерть, как положено солдату, – в борьбе...
И самоотверженно дрался, пока не потерял сознание... Первое, что увидел, придя в себя, был штык немецкого часового, дежурившего у дверей комнаты. И понял, что находится в плену.
После допроса солдаты принесли избитого Гаврилова в госпиталь. Больше его не допрашивали. Но майор понимал, что за него примутся, как только он немного поправится. Надо было постараться как-то, хоть ненадолго, исчезнуть из поля зрения лагерной администрации, чтобы немцы на время забыли о нем. Сделать это помогли наши врачи Петров Ю.В. и Маховенко И.К., лечившие Гаврилова. Они заявили, что пленный майор заболел тифом, и перевели его в тифозный барак, куда немцы боялись показываться. Там он провел несколько недель, и за это время врачи успели подлечить его. А когда он начал ходить, те же Петров и Маховенко устроили его работать в одной из лагерных кухонь. Это означало для него жизнь: даже в условиях нищенского лагерного питания около кухни можно было подкормиться и восстановить силы.
Писатель Сергей Смирнов в своей книге «Брестская крепость» приводит рассказ врача лагерного госпиталя, куда на 32-й день войны немцы привезли захваченного в крепости майора. «Пленный был в командирской форме, но она превратилась в лохмотья. Он был ранен, истощен так, что не мог даже глотать, врачам пришлось применить искусственное питание. Но немцы сказали, что этот человек всего час тому назад в одиночку принял бой в одном из казематов, убил нескольких гитлеровцев. Было ясно, что только из уважения к его храбрости пленного оставили в живых».
Этим человеком и был Петр Гаврилов.
Весной 1942 года после скитаний по разным лагерям Польши и Германии Гаврилов оказался близ немецкого города Хаммельсбурга. Здесь гитлеровцы устроили большой офицерский лагерь, где содержались тысячи наших пленных командиров. В Хаммельсбурге судьба свела Гаврилова с другим замечательным героем Великой Отечественной войны нашим крупнейшим военным инженером генерал-лейтенантом Дмитрием Карбышевым.
Однажды, беседуя с Карбышевым, Гаврилов спросил его мнение о том, когда кончится война. Генерал грустно усмехнулся.
— Вот съедим раз тысячу нашей баланды, и война кончится, – сказал он и тут же добавил: – Кончится, безусловно, нашей победой.
Баланду в лагере давали один раз в день. Значит, по мнению генерала, война кончится только через три года. Гаврилову этот срок показался тогда чересчур долгим. И лишь потом он убедился, какими пророческими были слова Карбышева: война кончилась примерно через три года после этого разговора, но самому генералу так и не пришлось дожить до победы.
Много раз там, в Хаммельсбурге, Гаврилов думал о побеге из плена. Но лагерь находился в глубине Германии и тщательно охранялся. К тому же майор все время болел: его постоянно сваливала с ног тяжелая малярия, и остро сказывались последствия ранения и контузии – он был полуглухим и почти не мог владеть правой рукой. Побег осуществить так и не удалось, и лишь накануне победы он был освобожден. Гаврилов легко прошел государственную проверку, был восстановлен в звании майора и осенью 1945 года получил новое назначение.
Оно выглядело несколько неожиданным. Этот человек, который только что перенес страшный режим гитлеровских лагерей и испытал на себе все бесчеловечные издевательства врага над людьми, оказавшимися в его власти, сейчас был назначен начальником советского лагеря для японских военнопленных в Сибири. Казалось бы, человек мог ожесточиться там, в плену, и теперь в какой-то мере вымещать все, что он пережил, на прямых союзниках немцев. Однако Гаврилов сумел с исключительной гуманностью, образцово поставить дело содержания пленных в лагере. Он предотвратил эпидемию тифа среди японцев, ликвидировал злоупотребления со стороны японских офицеров, через которых снабжались пленные солдаты.
Вскоре Петр Михайлович вернулся домой. В родной деревне его встретили настороженно. Шла уборка урожая, но бывшего пленного на работу не взяли. Боялись доверить технику, лошадей, кидали вслед картошкой… Гаврилов сильно переживал, старался наладить отношения с односельчанами. Но безуспешно. В поисках работы отправился в райцентр, устроился на гончарную фабрику. Через год уехал в Краснодар.
В 1955 году на радио вышел цикл передач «В поисках героев Брестской крепости». Их автор С. Смирнов издал книгу, в которой рассказал о подвиге командира Восточного форта. После этого Гаврилова восстановили в партии, он получил Золотую звезду Героя.
Скончался Петр Михайлович в 1979 году в Краснодаре. Был похоронен, согласно своему завещанию, на гарнизонном кладбище Брестской крепости.
