...Вошли в мерзлую комнату, а там полубезумная мать, а у стены мерзлый труп старшей ее дочери. И она действительно… Спасала младшую. И спасла. А сама вскорости умерла», — передают нам фрески блокадного кошмара Адамович и Гранин. Врачи, женщина и мужчина, очевидно, потеряв рассудок, убили и съели двух своих детей. Женщина-коммунальщица пришла с проверкой к семейству, схоронившему нескольких детей: «Я поварешкой зачерпнула и руку вытащила!!!» Тут же — бабушка, мать, два оставшихся в живых старших отпрыска. «Марья Ивановна! Решили, чем в землю зарывать, — лучше самим съесть». Это не интернет-ужастики, это фрагмент все той же книги двух солидных писателей.
Однако блокада — это многодневная летопись не только крайнего падения человеческого духа, но и нравственного подвига: в условиях ежесекундной пытки голодом и холодом каждый выбирал — терпеть и оставаться человеком до последнего мгновения или спасаться, призвав в помощники животные инстинкты. Дочь покончила с собой после того, как увидела, как мать потрошит кота, домашнего любимца… Мать, у которой уже давно не было молока, прокалывала иглой руку и кормила младенца кровью… Знаменитая поэтесса Ольга Берггольц отдала хлебную карточку работнику радиокомитета, хотя сама страдала дистрофией: коллега потерял свои карточки и, таким образом, приговорил к вымиранию свою семью; так вот, другие сотрудники взяли Берггольц на поруки и помогли ей дотянуть до конца месяца… Парень продал бушлат, а карточки оставил в кармане; покупатель нашел парнишку и вернул ему карточки… Шла машина с хлебом, в нее попал снаряд, шофера убило. Казалось бы, хватай хлеб и беги, но окруживший машину народ погрузил хлеб в машину и вызвал милицию… Соседка принесла стакан риса, хотя у нее самой было восемь ртов… Трехлетняя (!) сестренка отдает крошечки братику-близнецу: «Сереженька, мужчинам тяжело переносить войну, съешь эти крошки»… Умирающая девочка «завещает» подружке заветные 125 гр. хлеба, та страдает угрызениями совести, но хлеб не берет. «А девочка действительно умерла, и этот кусок хлеба остался у нее под подушкой»… Голодали даже те ленинградцы, что были заняты на изготовлении карточек, — у них точно так же, как у всех остальных, умирали родители, супруги, дети… Эти примеры, наивные для мирного времени, — потрясающие воображение памятники неодолимой совестливости ленинградцев. Поразительно, но образцы благородства являли даже животные: собачонка обнаружила кусочек хлеба и не сглодала его, а отнесла хозяйке… Фронтовики, воевавшие под Ленинградом, говорят, что чувствовали подмогу молчаливого, застывшего города, и она была не меньше, чем помощь живой силой, орудиями и боеприпасами.
Более того, за дни блокады Ленинград дал фронту сотни и тысячи танков, бронепоездов, пушек, минометов, миллионы снарядов и мин. Истощенные голодом подростки, мальчики и девочки, трудились в промерзших цехах, голыми руками, привязывая себя к станкам, чтобы не упасть в их смертоносное жерло. А когда ребята впервые за дни и месяцы блокадного измора сбежали с урока, подрались, учителя, вместо того чтобы сурово отчитать их, возрадовались: возвращаются нормальные детские эмоции, значит, жизнь одолевает смерть!
Из истории блокады делаешь много выводов. Что способность производить и применять сверхсовременную технику вовсе не означает культурности и гуманизма. Что диктатуры, основанные на страхе и насилии, проигрывают. Что деньги не стоят ничего, а города — нечто противное природе, естеству. Что истинные ценности — то, что рождает земля и возделано собственными руками. Что совесть и благородство — человеческие ли, собачьи ли — умрут последними, но «ходят» под этой угрозой...
Цивилизованность (и это главный урок блокады) — очень тонкий, зыбкий слой на животной натуре человека. Давайте сегодня постараемся сохранить его, тихим словом, горькой мыслью помянув разных, но одинаково несчастных ленинградцев.
