Возможно, на фото мы видим первого юного героя, отдавшего свою жизнь за Родину во время Великой Отечественной войны. Казнь его фашисты запечатлели на фотопленку и распространили кадры по всему городу – в назидание другим…
Потом эти фотографии фигурировали на Нюрнбергском процессе в качестве документов обвинения нацистских преступников. Они также экспонируются в Минском музее истории Великой Отечественной войны.
Щербацевич Владимир Иванович (1926–1941) – 14-летний подпольщик, действовавший в Минске.
Его отец, военнослужащий, погиб в Советско-финскую войну. Мама была врачом.
Мать и сын Щербацевичи с первых дней оккупации белорусской столицы прятали у себя в квартире красноармейцев, которым подпольщики время от времени устраивали побеги из лагеря военнопленных. Ольга Федоровна оказывала освобожденным медицинскую помощь, переодевала в гражданскую одежду, которую вместе с сыном Володей собирала у родственников и знакомых. Из оккупированного города подпольщикам удалось вывести несколько групп военнопленных. Но однажды в пути, уже за городом, патриоты попали в лапы гестаповцев. По злой иронии судьбы, предал подпольщиков как раз один из спасенных ими офицеров – в 1951 году он будет расстрелян. Мать и сына бросили в фашистские застенки. Их жестоко пытали, но они мужественно держали себя на допросах, своей стойкостью бросая вызов жестокому врагу.
Тюремная камера. Допросы и пытки. Пытки и допросы. Тридцать дней! Болит всё тело. Знобит. Нет сил подняться с холодного каменного пола. Володя понимает, что на следующем допросе будет еще труднее.
…За воротник рубахи стекает ледяная вода, резко пахнет нашатырным спиртом.
Дверь бесшумно открывается. В кабинет входит офицер. Следователь отдает ему короткое распоряжение. Через несколько минут в комнату вводят Ольгу Федоровну.
Володе невыносимо трудно смотреть маме в глаза и говорить, что не знает её, не встречал. Но он говорит это и угадывает по маминому лицу, что поступает правильно.
Теперь гестаповец обращается к Ольге Федоровне: а она узнает сына?
И Володя слышит тихий мамин голос:
— Мне… незнаком этот мальчик…
Из соседней комнаты вышли двое, взяли мальчика под руки.
Ольга Федоровна стала просить солдат, чтобы оставили ребенка в покое.
— Ты будешь стоять и смотреть,— слышит она в ответ.
Володю бросают на высокий топчан из жердей…
Какая это была по счету пытка, никто не скажет.
— Какая она смелая женщина была – Ольга, — вспоминала спустя годы партизанка Стефанида Каминская, встретившая мать и сына Щербацевичей в фашистской тюрьме. — Сколько раз её вызывали на допрос, и всегда возвращалась она вся избитая...
Сына, Володю, на ее глазах били, а она сначала даже не признавалась, что это ее сын...
Помню, я склонилась над Ольгой, она говорить не может, а только шепчет: "Кто останется в живых, отомстите врагу за наши муки, за наших братьев и сестер, бейте врага, не давайте ему проходу, подрывайте все его движения на каждом шагу". Мы сжимали друг другу руки и клялись мстить врагу за наших верных сынов и дочерей Родины.
В октябре гаулейтер Кубе одобрил идею гестаповца Штрауха устроить в Минске показательную казнь. 26 октября 1941 года в Минске появились первые виселицы на всех выездах из города.
Оккупанты согнали жителей и пешком привели узников из тюрьмы. На грудь повесили фанерную доску с надписью «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам».
В этот день утром Володя под усиленным конвоем в последний раз прошел по родным улицам. Среди идущих на эшафот с ним был Кирилл Иванович Трус — рабочий Минского вагоноремонтного завода им. Мясникова и 17-летняя Маша Брускина (она помогала добывать медикаменты для раненых, участвовала в изготовлении поддельных документов, распространяла сводки Совинформбюро о положении дел на фронтах, через знакомых ей удавалось доставать гражданскую одежду для военнопленных).
В этот день повесили 12 человек — за «изготовление фальшивых паспортов и причастность к партизанскому центру, располагавшемуся в лазарете для русских военнопленных». Минчане получили урок «нового порядка». Володиных маму и тетю повесили на Комаровской площади, сейчас это площадь Якуба Коласа. Володю — на воротах старого дрожжевого завода, сейчас это улица Октябрьская. Эсэсовец, который со своей автоматической «лейкой» запечатлел эту казнь, был увлечен возможностью образно рассказать истинным арийцам, в чем заключается миссия СС на «новых территориях».
Он фотографировал всё: как Брускину, Труса и Щербацевича ведут к месту казни… Как ставят на табурет, надевают петлю… Выбивают табурет из-под ног. Бесстрастная пленка сохранила всё. И смертельный ужас на лицах обреченных, и злобные гримасы эсэсовцев, и весь зловещий антураж тех минут.
«…Такое Минск видел впервые. Было ветрено и хмуро. Тяжелые серые тучи повисли над городом. Деревья в сквере, напротив Володиного дома, роняли последние листья. Раскачивались на ветру. И раскачивались веревки на виселице в том же сквере. Конвоиры зябко ежились, сутулились. Окриками поторапливали идущих на эшафот. Но люди со связанными руками ступали ровным, торжественным шагом. И торжественная тишина стояла на улице. Спокойная, размеренная поступь приговоренных к смертной казни как будто резала, делила тишину эту на скупые доли.
К месту казни гитлеровцы согнали жителей, чтобы они смотрели, чтобы запомнили, сделали выводы. Казнь сняли на пленку и распространили по всему городу – в назидание: пусть никому больше неповадно будет.
И люди запомнили. Сделали выводы!
Ни одного дня фашисты не чувствовали себя хозяевами в городе. Гремели взрывы, выстрелы – это сражались с захватчиками герои-подпольщики. Бойцами подпольного фронта, партизанами стали многие из тех, кому помог вырваться из фашистского плена Володя Щербацевич…».
Между тем, имена людей, казнивших подпольщиков 26 октября, и сейчас остаются неизвестными. Есть свидетельства о том, что в казни в Минске был задействован 2-й литовский полицейский батальон, которым руководил Импулявичюс и который немцы привлекали к акциям по уничтожению мирного населения в Беларуси.
Но, спустя полвека одно имя все же удалось узнать. Весной 1997 года в Мюнхен приехала передвижная выставка «Преступления вермахта. 1941-1944 годы». В городскую ратушу, где разместили экспозицию, пришла и журналистка Аннегрит Айхьхорн – писать заметку о событии, о котором говорил весь город. И вдруг, остановившись взглядом на одной из фотографий, женщина рухнула, как подкошенная. Когда Аннегрит пришла в себя, выяснилось, что на снимке в немецкой военной форме рядом с казненными стоял ее отец.
На фото: Володя с Ольгой Федоровной
за несколько лет до войны;
дорога на казнь, слева направо – К.И.Трус, Маша Брускина, Володя Щербацевич.