Накануне зимних праздников принято писать статьи позитивные, воодушевляющие, однако не могу на исходе года не вспомнить одно из важных и знаковых его событий, как-то чересчур быстро промелькнувших на новостном небосклоне, и в связи с этим –давнюю, но весьма показательную и поучительную историю…

У меня, как и многих из нас, южан, частично украинские (точнее, запорожские) корни, и я хорошо отношусь к нашей соседке и её жителям, стараясь абстрагироваться от межгосударственных трений, однако известие о постановлении суда Амстердама в отношении скифского золота из коллекции крымских музеев восприняла с болью. Кто не знает, о чем я, — напомню. Цитирую СМИ: «Скифское золото — это коллекция из примерно 2 тыс. предметов из киевского Музея исторических драгоценностей и четырех крымских музеев, которую в 2013 году направили на выставку «Крым — золотой остров в Черном море» в Германию; в феврале 2014 года выставку перевезли в Музей Аллада Пирсона в Нидерландах. После вхождения Крыма в состав России, которое произошло в марте того же года, права на экспонаты заявила Украина.
Суд Амстердама постановил, что скифское золото из коллекции крымских музеев должно быть передано Украине. Среди экспонатов скифского золота, представленных для выставки в том числе Керченским историко-культурным заповедником, Центральным музеем Тавриды, Бахчисарайским историко-культурным заповедником и Национальным заповедником «Херсонес Таврический», — золотой шлем, меч и ножны к нему, расписной алтарь из погребения скифского царя Скилура в мавзолее Неаполя Скифского в Симферополе, статуя змееногой богини скифов, а также китайские лаковые шкатулки из Усть-Альминского могильника, украшения и прочие предметы. В 2017 году примерная оценочная страховая стоимость скифского золота составляла около 2 млн евро. Реальная стоимость экспонатов намного выше».
Такая серьезная, знаковая потеря, по меткому выражению журналистов, сопоставима с утратой Копенгагеном скульптуры «Русалочка» и Амстердамом «Ночного дозора» Рембрандта, или (добавлю свои пять копеек), «золотой комнаты» нашим городом.
Азовчанам, думаю, нетрудно представить, что бы они испытали, исчезни наши сокровища – тысячи предметов из золота, серебра, полудрагоценных камней, в том числе великолепные ножны меча, фалары, конская попона из 15 000 пластин – в какой-нибудь стране, в которой они, к примеру, экспонировались (Франции, Австрии, Германии или Японии)!
Ладно справедливость никто не берет во внимание, но и букву закона голландский суд не видит в упор. «Экспонаты были найдены археологами именно на территории полуострова, откуда впоследствии и попали в музей. Они принадлежат именно тому учреждению культуры, в котором экспонировались изначально», — сообщал Минкульт. Любопытно, что Кремль по этому поводу по большому счету промолчал. Отчего? – Тайна, покрытая мраком. А в середине 50-х этот самый Кремль во главе с Никитой Сергеевичем сморозил такое, что с позиций сегодняшнего дня да на фоне описанного казуса представляется по меньшей мере большущей глупостью, а вообще похоже на предательство национальных интересов. Об этой истории мало говорят, хотя она и описана со всех ракурсов в интернете. Мы вообще быстро, а главное без должных выводов забываем почему-то все, что касается национальных сокровищ, – как после революции распродавалось народное достояние из ведущих музеев страны, как в XX веке губили тысячи великолепных монастырей и церквей – неповторимых выразителей нашей культуры, средоточие духа русского (трудно поверить, но даже чудо архитектуры — храм Василия Блаженного на Красной площади удалось сберечь с трудом: благодаря твердой, самоотверженной позиции П.Д.Барановского, реставратора памятников древнерусского зодчества). Другой великий наш реставратор – Савва Васильевич Ямщиков вместе со своим товарищем народным артистом России (и министром культуры в советское время) Николаем Николаевичем Губенко в 2000-е отстояли от поползновений Запада т.н. Бременскую коллекцию (шедевры графики западноевропейских мастеров из Бременской картинной галереи, обнаруженные советскими солдатами в годы ВОВ и вывезенные в СССР), хотя винить тут нужно не Запад, Европу и конкретно Германию – они, в отличие от России, отстаивали свои интересы, а отечественных бенефициаров нелегальной сделки – например, бывшего министра культуры г-на Швыдкого. Сначала коллекцию хотели передать Германии в 2003 году – попытку пресек Губенко, второй раз – в 2007 году — на ее защиту встали Губенко, Ямщиков, свое веское «нет» сказала Ирина Александровна Антонова – легендарный директор Пушкинского музея. Накануне возвращения коллекции Губенко официально заявил: «Я знаю сумму отката Швыдкому за Бремен — 60%». Ради справедливости напомню, что Губенко ни при каких условиях не хотел отдавать Бременскую коллекцию, Ямщиков же, ссылаясь на прежние договоренности, поначалу считал, что Германия должна заплатить за нее 30 млн евро, которые пошли бы на реставрацию памятников Новгорода и Пскова, пострадавших в годы Великой Отечественной войны. Немцы же предлагали в 15 раз меньше. В конце концов Ямщиков поддержал точку зрения Губенко и Антоновой: «Никому ничего мы не должны!»
Тогда, в жарких дебатах, Николай Губенко вспомнил об еще одном случае вопиюще возмутительной передачи ценностей Германии. Имеется в виду Дрезденская коллекция – исключительное по качеству собрание картин старых мастеров (в нее входят, к примеру, такие всемирно известные, знакомые нам с детства, вещи, как «Спящая Венера» Джорджоне, «Портрет мальчика» Пентуриккио, «Шоколадница» Лиотара, «Сикстинская мадонна» Рафаэля, «Автопортрет с Саскией» Рембрандта и др).
Дело было так (привожу отрывки по теме с сайта история.рф)… «C 13 по 15 февраля 1945 года объединенные британские и американские ВВС бомбили Дрезден. Более 1400 бомбардировщиков сбросили на город бомбы, 75% которых были зажигательными. Дрезден горел несколько дней, огненный смерч буквально крошил здания, плавил асфальт и выжигал с корнями деревья… В результате британского авианалета под кодовым названием «Удар грома» был частично разрушен архитектурный комплекс Цвингер – место хранения шедевров Дрезденской галереи, среди которых картины Рафаэля, Тициана, Рембрандта и других выдающихся европейских живописцев. Машина, перевозившая 150 картин в день бомбардировки, сгорела дотла. Что стало с другими полотнами, предстояло выяснить советскому командованию. Перед Красной Армией была поставлена задача в короткие сроки отыскать и спасти экспонаты галереи. Возглавил группу поиска картин младший лейтенант Леонид Наумович Рабинович… До начала войны он был художником и знал, что именно находится в Дрезденской галерее. Кроме того, Рабинович прекрасно владел немецким и мог подробно расспросить уцелевших жителей о пропавших шедеврах…» Поиски привели советских солдат в шахту поселка Покау, произведения искусства были обнаружены в одной из штолен. Их сохранность нацистов не беспокоила – они лежали абы как, сырость разъедала краску, между находками стояли наполненные взрывчаткой ящики. «О находке тотчас доложили командиру саперного батальона. По его приказу к «Покау-Ленгефельд» подъехали три машины с бойцами и реставраторами, незадолго до этого прибывшими в Дрезден из Москвы.
По легенде, самое знаменитое полотно из коллекции Дрезденской галереи, «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, нашли 9 мая 1945 года.
Она стояла в отдалении от остальных картин, упакованная в ящик. По воспоминаниям свидетелей, когда была снята крышка и взоры присутствующих обратились к изображению, все невольно сняли головные уборы, наступила полная тишина. Всего удалось обнаружить и спасти 1240 картин. В середине июня 1945 года было решено вывозить их в СССР для реставрации. Реставрация картин продлилась до 1955 года. Кропотливой работой в мастерской ГМИИ имени А.С. Пушкина руководил художник Павел Дмитриевич Корин. Восстановлению полотен придавалось огромное значение и, наконец, 3 мая музей открыл свои двери для всех желающих вживую увидеть спасенные шедевры…» (С мая до августа выставку посмотрело 1 млн 200 000 зрителей.) К тому времени – 30 марта 1955 года – Советом министров уже было принято решение о передаче галереи ГДР.
Чем оно было продиктовано – неизвестно, нигде я не нашла разъяснений, только намек в интервью Ирины Антоновой: «Мы стали срочно готовить выставку, когда стало известно, что работы возвращаются в Дрезден.
Конечно, все были возмущены. И я была против. Но, оказавшись спустя несколько лет в Дрездене, я смогла посмотреть на эту ситуацию по-другому. Я поняла, что Дрезденская галерея — это и есть Дрезден. Дрезден без галереи всё равно что Париж без Лувра. Так что решение вернуть коллекцию — удивительный по смелости, по широте мышления, великодушию поступок. Хотя люди, принимавшие это решение, не были ни великодушными, ни широкомыслящими, они руководствовались своими прагматичными соображениями. Но меня, — подчеркнула тогда Антонова, — неприятно удивило, как плохо, примитивно повели себя коллеги из Дрезденской галереи. В 1956 году, когда музей открылся для публики, при входе разместили маленькую, сантиметров 30, металлическую табличку с упоминанием, что коллекцию вернул СССР. А через несколько лет табличку сняли. Я считаю, это подлый, недостойный поступок».
Да, наши «западные коллеги» и поступали подло, и продолжают вести себя в том же духе относительно щедрого и преступного, если говорить с державных позиций, жеста советского руководства, не имеющего, кстати говоря, аналогов в истории: мы единственные, кто так просто, так «великодушно» расстался с памятниками мирового значения, притом непонятно – ради чего, в каких целях. Процитирую отрывки из интервью, которое прозвучало на «Радио Свобода» 16 лет назад и где поднималась тема возвращения ценностей, по разным причинам оказавшихся на территории другой страны:
«Сталин был третьим в истории политиком, который приказывал в массовом порядке вывозить культурные ценности с оккупированных территорий. До него это масштабно делали Наполеон и Гитлер»;
«Давайте называть вещи своими именами. В России тогда не было денег, поэтому эта реставрация была сделана бесплатно. Ведь никто никому за это не платил, кроме нищенских зарплат, которые получали реставраторы. Всякий принудительный труд не может быть оценен в деньгах»;
«Вся история вывоза трофеев в Россию - это чудовищная и тяжкая ошибка»;
«Прошло столько лет, и какой-то цивилизованный путь отношений должен развиваться. Тем более, я думаю, что немецкая нация достаточно с этим чувством вины живет, и многие говорят, что молодежь в Германии уже перекормили этим чувством вины».
Как видите, участники передачи сумели «культурно» охаять даже грандиозную работу художника Корина – имя человека, вернувшего к жизни шедевры (треть их, по свидетельству Антоновой, была в ужасном состоянии), чьи работы, кстати говоря, экспонируются в Третьяковской галерее, даже не упомянули, увидев в его работе одно – бесплатный рабский труд. Сталина в очередной раз сравняли с Гитлером. Поступок России назвали чудовищным. А вот академик Игорь Эммануилович Грабарь – выдающийся русский художник (автор прекрасной «Февральской лазури»), теоретик искусства, реставратор (его имя носит Всероссийский художественный научно-реставрационный центр) имел противоположную, недвусмысленную и жесткую точку зрения относительно компенсации наших потерь в годы ВОВ – он считал, что никакие «Сикстинское мадонны» не могут скрыть образованные войной лакуны нашего культурного пространства: «Самым простым было бы, если бы можно было взамен такого памятника, как Спас-Нередица, взять да и привезти какой-то Реймский собор. Это немыслимо, поэтому придется компенсировать при помощи каких-то „Сикстинских Мадонн“. И как только встанете на эту почву, так встретитесь с необычайно трудным вопросом о расценке. Если мы за Нередицу потребуем 10 „Сикстинских Мадонн“, то они должны быть расценены». Напомню, что Спас-Нередица, а точнее церковь Спаса на Нередице, о которой говорит Грабарь, — великий наш памятник 12 века, разрушенный фашистами больше чем наполовину в октябре 1941 года. Роспись храма практически вся была уничтожена. Таких примеров – тысячи! «То, что уничтожено у нас, ни с чем не сравнимо, — говорила Ирина Антонова. — Это более 400 российских музеев, масса художественного материала. А нас все должны только благодарить, встать на колени и молиться за то, что сокровища мирового искусства были сохранены нашими реставраторами». Нет, никто не благодарит. В том же материале «Радио свободы», как бы полемизируя с Грабарем, некто Расторгуев (искусствовед, доцент Московского университета) – тот самый, кто так ловко низвел подвижническую работу Корина до крепостной повинности, – вывернул наизнанку и мысль о том, что вывезенные Советским Союзом произведения искусства – плата за сотворенное фашистской Германией с нашими памятниками и музеями: «Национальные художественные ценности одной страны не могут меряться национальными художественными ценностями другой страны».
Вот так. Мы играем с ними в благородство, а они речами наших же иуд превращают это в ничтожество.
В 1950-е мы отдали немцам не только Галерею старых мастеров, но и, например, знаменитый Пергамский алтарь, и много чего еще. Надо думать, наши западные друзья вначале ошалели от такой неожиданности, потому что еще в 1945 году западноберлинская газета Der Tagesspiegel признавала: «Эти вещи взяты в порядке возмещения за разрушенные русские музеи Ленинграда, Новгорода и Киева. Разумеется, русские никогда не отдадут своей добычи» — но, придя в себя от приятной неожиданности, от сговорчивости нашего руководства, одновременно обгадив со свойственной им изысканностью руку дающего, по сей день ждут, что «справедливость» продолжит свершаться.
Нигде в мире нет такого, чтобы государство добровольно расставалось с произведениями искусства, попавшими на его территорию, – знаковыми и помельче. Греки требуют от Германии вернуть Пергамский алтарь, который, если уж все мерить категориями «справедливо-несправедливо», должен принадлежать именно им. Однако Германия никогда его не отдаст – это вам не СССР времен Хрущева и не нынешняя Россия. И никогда тот же Берлин не вернет Египту бюст Нефертити, Британский музей не расстанется с Розеттским камнем, Франция не выпустит из рук Нику Самофракийскую. Целые музеи западных государств (тот же Британский) зиждутся именно на украденных, а не вывезенных в качестве компенсации ценностях, и им плевать на ожидания ограбленных ими стран. Очень симпатична на этот счет позиция у США: на все, что ими вывезено как из Европы во время Второй мировой войны, так, например, из Вьетнама или Ирака, наложен запрет на 100 лет.
И, прикусив язык, Европа молчит. Зато от нас требует отдать Бременскую коллекцию, от нас ждет золото Шлимана. И тут же показывает обернутую в «правовое» решение фигу относительно крымских сокровищ…
И мы очень застенчиво реагируем на, как выразился один из директоров крымских музеев, «узаконенное воровство».
И становится как-то тревожно. Потому что теперь, когда нет в живых ни Антоновой, ни Губенко, ни Ямщикова, нет равных им по масштабу личности защитников произведений искусства, так и ждешь – а не возьмутся ли наши чинуши с вечно открытыми голодными ртами за старую игру в благородство? Понятное дело – большинству из нас сейчас не до музейных ценностей.
И все-таки, ей-богу, за державу обидно…